КОНЦЕПЦИИ
www.celenie.ru
Миссия и служение
С.В.Чебанов Выступление на заседании холистического клуба (6 сентября 2007 года)
Когда мы обсуждали сегодняшнее собрание, мы наметили для меня такую тему, которая несколько смущает меня своей патетичностью, притом, что мне представляется, что об этом стоит говорить как раз с патетикой и говорить именно в самом начале работы семинара. Я буду говорить о миссии и о служении. Не имея цели, не имея непосредственной задачи соединить это с лечебной деятельностью, я, скорее, ставлю перед собой задачу наметить некоторый фон тех проблем, которые здесь возникают, причем, как серьезнейших практических затруднений, связанных с недостатками социальной институализации, так и с перспективами, которые открываются при принципиальном рассмотрении того, что связано с представлениями о миссии и служении. Тем важнейшим, что характерно для миссии и служения является то, что они построены на ответственности – это ответственные, можно сказать, гиперответственные, формы отношения к какой бы то ни было деятельности. И в этом контексте сразу возникает вопрос об источниках этой ответственности. При этом очевидно, тот исторический опыт, который имеется, указывает на то, что источником такой ответственности является духовная составляющая человека.
Я не хочу здесь вступать в обсуждение чисто конфессиональных вопросов, с одной стороны, и, с другой стороны, не хочу ставить вопрос какой-то антиконфессиональной возможности решения этой проблемы, но хочу отметить существование одной проблемы. Это существование вопроса о том, возможна ли светская духовность. При этом хотелось бы обсуждать этот вопрос корректно. В богословской традиции это близко к тому, что понимается под естественной магией, естественной духовностью, и можно, оказывается, достаточно многое разрешать и организовывать в рамках такой естественной духовности, присущей человеку. Понятно, что это отдельная задача, которая, тем не менее, принципиально позволяет рассматривать эту проблему вне каких-либо непосредственно конфессиональных проблем.
Прежде всего, я хочу обратить внимание на то, что миссия есть принципиально идеальное начало – идеальное начало в том отношении, что она утилитарно бесполезна. Она может быть оценена с точки зрения пользы, выгоды, адаптационного значения и т.д., но, тем не менее, это есть некоторая скрепа, которая обеспечивает ценность деятельности. В этом отношении, говоря о миссии, конечно, нужно ее соотносить с ценностями. То есть, миссия - это, прежде всего, то, что задает ценностное измерение. Здесь, между прочим, можно вспомнить Макса Вебера в связи с его различением различных видов человеческой деятельности, когда он говорит о том, что они могут быть целеориентированные, ценностноориентированные, традиционные и аффективные .
Именно миссия и служение связаны с ценностными ориентациями совершенно явным образом. Коль скоро это так, то чрезвычайно важно с инструментальной точки зрения, как это ни парадоксально будет звучать, подчеркнуть нефункциональность миссии. У миссии нет функций. У нее есть некоторые предназначения, которые могут реализовываться через соотнесение с некоторой функцией, и это будет накладывать какие-то ограничения, вносить какой-то дополнительный орнамент в рисунок поведения человека, если эта миссия есть. Однако, примечательно то, что человеческие общности, которые наделены миссией, интегрально обладают большей живучестью – живучестью как длительностью существования во времени, так живучестью как способностью переживать какие-то экстремальные условия. Именно поэтому у разного рода управленцев возникает время от времени желание использовать это свойство устойчивых человеческих образований. Поэтому-то в современном менеджменте существует представление о том, что для оптимизации функционирования той или иной организации, нужно помимо ее целей, структуры, функций и т.д. определять и ее миссию. Обычно миссия в этом случае формулируются как-то чрезвычайно утилитарно, а вся подобная деятельность является профанацией самого представления о миссии. Если учитывать эту неутилитарную природу миссии, можно говорить о том, что, миссии практически бесполезно рассматривать в текущем времени и в краткосрочной перспективе. То есть, миссия это то, что, начинает реально работать в среднесрочной и – прежде всего – долгосрочной перспективе. Именно при таких условиях миссия и обнаруживает свою способность удерживать единство и целостность той или иной деятельности.
Важным свойством миссии является то, что она может осуществляться через служение, т.е. через способ отношения к деятельности, который весьма традиционен. Из этого вытекает, скажем, миссионерство как форма осуществления миссии. При этом, если мы обратимся к истории, то увидим, что миссионеры обычно работают в условиях недостатка ресурсов, каких-то лишений, каких-то чрезвычайно сложных обстоятельствах и т.д. Эти осложнения – одна сторона этой деятельности – миссии как служения. Другая сторона – это мессианство, когда выполнение какой-то деятельности – часто самочинной – может осознаваться самим деятелем как миссия, безотносительно к осмысленности этой деятельности и качеству ее исполнения. Это будет «болезнь служения», прелесть, из-за присутствия которой оценка значимости деятельности оказывается неадекватной.
Таким образом, разговор о миссии неотделим от разговора о служении. Говоря о служении, мне хотелось бы обратить внимание, на то, что это очень тонко артикулированный культурный концепт, культурный эталон, в том числе, и в русской культуре. Но, к сожалению, этот концепт сейчас выдавлен на далекую периферию сознания и языковой практики. В этом контексте я хочу обратить внимание на то, что в русской культуре есть четко выделенное понятие служивых людей, особое отношение к служилым людям – сочувствие им, уважение к ним и т.д. Когда речь идет действительно о таком служении, скажем, о государственном устройстве, то речь идет тогда о подданных, а отнюдь не о гражданах. И это совершенно не случайно, потому, что, действительно, рассматривать служение вне, скажем, смирения, вне идеи нестяжания, просто невозможно. Поэтому возникает совершенно особая форма организации жизни служилых людей, которая тоже замечательно зафиксирована в нашем языке, но мы, очень часто, не понимаем смысла тех слов, которые это фиксируют. Скажем, у нас есть очень важная языковая оппозиция жалованья и зарплаты. Большинство из нас, чисто институционально, зарплату не получают, потому, что зарплата – это оплата сделанной работы в соответствии с ее количеством и качеством. Если же человеку назначается определенное денежное содержание, необходимое для осуществления им своего образа жизни, при котором он в состоянии выполнять свои должностные обязанности, то речь идет о жаловании. В этом смысле, большинство из нас находится на жаловании. Указанный образ жизни подразумевает, в частности, именно служение, а отнюдь не работу за деньги.
Могут быть и такие формы организации жизни служилых людей, как, скажем, кормление, опять же, хорошо известное в нашей культуре, когда человек просто сажается на определенную сферу хозяйства, область деятельности, и должен обеспечивать ее отправление, ну и, по возможности, каким-то образом при этом обеспечивать при этом свое физическое выживание. На кормление можно посадить и губернатора, и приходского священника.
Есть классические области, классические эталоны, которые предполагают то, что в них осуществляется именно служение. Это священники, врачи, учителя, вожди, военные. Еще бы я к этой категории без всяких колебаний отнес бы профессионалов, профессионалов высокого класса в любых областях. Вот что я имею в виду. Отправление профессиональной деятельности в соответствии с принципами самой этой деятельности предполагает именно служение этой деятельности, т.е. то, что будет рассматриваться в тех же самых измерениях, что и деятельность врача, учителя или священника. Нетрудно при этом служить кумиру. Поэтому, конечно, в отношении просто профессиональной деятельности, встает вопрос о ценности, осмысленности такого служения, о том, когда профессиональное служение заслоняет другие, более возвышенные формы служения. К сожалению, сущность того, что такое служение, оказывается ускользающей из поля зрения людей и из-за того, что нам уже несколько сотен лет навязывается экономический редукционизм, т.е. навязывается рассмотрение человеческой деятельности сквозь призму экономики. Базой такого экономического рассмотрения является представление о ресурсах и балансах. Суть такого подхода заключается в оперировании с балансами, которые должны обеспечивать некоторое равновесие в процессах обмена ресурсами.
В этом отношении важно то, что служение есть форма принципиально внебалансовой – внеэкономической – хозяйственной деятельности потому, что служение построено на нарушении балансов . Дело в том, что если человек осуществляет служение, то то, что он делает, абсолютно несоизмеримо с теми благами, которые он при этом получает. В предельной форме это формулируется так, что «нельзя торговать дарами Духа Святого». Человек, попадающий в такую ситуацию служения, оказывается исключен из всех балансов. Это дает возможность как кому-то наживается за счет кормления на своем месте, так и растрачивать себя, радея за порученное дело. Очень часто он не только растрачивает себя, но «растрачивает» и свою семью, как людей, которые совместно с ним проживают, растрачивает и ресурсы, которые накоплены его предками, а иногда и то, что отнимается у его потомков . Тогда возникает особый вопрос о том, как же организовать жизнь такого человека. И вот здесь возникает несколько очень хитрых приемов, которые иногда традиционно фиксируются, и тогда общество существует более-менее гармонично, или они не фиксируются никак, и возникает ситуация, по сути, социального коллапса, когда каждый человек, который осуществляет служение, оказывается в ситуации бедствия.
Так или иначе, человек, становящийся на путь служения, начинает использовать некоторые особые ресурсы. Это могут быть ресурсы собственной психосоматики, это может быть и ситуация, когда ему помогает выжить мир как совокупность людей, среди которых он живет, ему могут помогать и какие-то высшие силы и т.д. Если это происходит, если нестандартные, особые источники открываются, то возникает в предельном случае некоторый квазибаланс, и через какие-то очень сложные, непрямые пути он получает поддержку, возмещение и возможность обращения к новым источникам ресурсов. Последнее, в свою очередь, является искушением, потому, что некоторые люди впадают в прелесть, и готовы тогда, что называется, быть «на миру» и осуществлять имитацию какой-то деятельности только ради того, чтобы получать эту поддержку. Эта проблема отдачи при служении, связанная с тем, что ты оказался имеющим доступ к таким особым резервам и вся обычная балансовая система полностью не работает, формирует еще важнейший атрибут служения – представление о долге: долге профессиональном, долге священническом, долге учительском, долге воинском и т.д.
С вопросом о долге связано несколько сложнейших проблем служения. Проблема первая. Ныне в значительной мере утрачено представление о служении как фундаментальном жизнепроявлении. Речь при этом идет вот о чем. Если говорить об организации жизни людей, то (и это, опять же, к сожалению, находится абсолютно на периферии и социологии, и обществознания) можно говорить о том, что люди вступают в некоторые отношения, на основе которых складываются те или иные жизненные единства. Жизненные единства (в отличии от различных социальных групп и институтов) построены на социовитальных отношениях . Социовитальные отношения – это не ролевые отношения социальных субъектов, а это отношения людей в их целостности, которые включают в себя и какие-то биологические взаимодействия, и тонкие психические взаимодействия, и духовные взаимодействия и т.д. В результате при определенном стечении обстоятельств возникают жизненные единства, которые завязаны на все компоненты человека.
Такие жизненные единства могут быть разделены на две группы. Первую группу можно определить как специализированные жизненные единства. Таковые отношения, скажем, существующие в учреждениях, например, отношения «начальник – подчиненный». Или отношения водитель транспортного средства – его пассажиры и т.д., и.т.п. Очень важно иметь в виду, что во всех этих случаях есть какие-то межличностные взаимоотношения, важны какие-то аспекты совместимости на психобиологическом уровне, значимо как будут играть запахи при организации таких ансамблей и так далее. Тем не менее, это специализированные жизненные единства, построенные на взаимодействии людей в одной сфере их жизни. Наряду со специализированными есть универсальные жизненные единства, которых, в общем, очень немного. Таковы отношения, которые существуют в семье, причем как отношения супругов, так и родителей и детей. Далее это, безусловно, отношения духовника и духовных чад. Дружеские отношения также относятся к универсальным жизненным единствам. Следующий тип таких отношений – это отношения учитель-ученик. Отношения сообщинников, входящих в одну общину, также формируют универсальное жизненное единство. Универсальные жизненные единства отличаются таким свойством, как их нерасторжимость. Я поставил бы, содержательно абсолютно не колеблясь, в эти отношения и отношения господин-слуга. Соответственно, через это стал бы разворачивать и проблему служения. Но другое дело, что современному человеку, тем более, погруженному в западные ценности, очень трудно растолковать, что такое эти отношения господин-слуга. Что это действительно универсальное жизненное единство, которое сопровождает этих людей на протяжении всей их жизни, оно нерасторжимо, оно определяет отношения их потомков и т.д. Может быть, нащупать, или обозначить, по крайней мере, о чем идет речь, можно таким образом: «Слуга царю, отец солдатам» «слуга» именно в этом смысле . Именно в этом смысле представлен у Г. Гессе Кнехт в «Игре в бисер». Такой тип отношений в полной мере должен рассматриваться как универсальное жизненное единство.
В этом контексте можно говорить, что служение – это такое отношение, на основе которых формируется один из важнейших типов жизненных единств. В силу сказанного совершенно очевидна значимость вопроса о том, кому (чему) служить. Дело в том, что можно служить идолу. Можно неправильно избрать то, или того, кому служить, и превратить свою жизнь в служение лукавому или идолу. Например: служить собиранию марок. Или: пример очень трагичный для нас, но служить собиранию картин. Мы почти не задумываемся на ту тему, какое количество человеческих жизней, скажем, было загублено во время Блокады для того, чтобы сохранить коллекцию Эрмитажа. Это очень трагическая проблема, которую можно обсуждать в этом контексте. Очень показательна в этой контексте реакция двадцатилетнего студента на разрушение Эльфдаленской вазы летнего сада: «А что горевать о вазе, когда гибнут люди <в мирное время>?» Другой вопрос о том, кому служить.
В законодательстве Российской Федерации существует понятие «государственный служащий», в то время как в демократических странах речь идет о гражданских или общественных служащих. Это очевидной наследие служения государю и государству, притом, что конституция Российской Федерации говорит как об источнике власти о народе, а не о государстве (ст.3.1). Еще одна очень важная проблема – проблема, которая существует, в некотором смысле, в нашем диалоге с Александром Александровичем: можно ли служить двум господам? Причем, я имею в виду вообще любым двум господам, т.е., имею в виду вопрос с том, может ли человек, имея какое-то свое дело и какое-то свое предназначение, осуществлять два предназначения, три предназначения и т.д. Скажем, если опираться на Евангелие от Матфея, то ситуация там определяется очень четко: «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; либо одному станет усердствовать, а о другом нерадеть» (Мф, 6, 24). Я даже не беру продолжение этого про Бога и Мамону, а просто про то, что наличие двух служений очень проблематично – можно ли их выполнить?Если мы возьмем духовную практику, то отсюда, собственно, вытекает проблема целибата, отсюда вытекает вопрос о монашестве. Понятно, что проблема безумно сложная, но мне, во-первых, кажется, что ее надо зафиксировать, и, во-вторых, надо сказать, что, почти всегда возможно только одно полноценное служение.
Следующий вопрос, о котором я хочу сказать, по крайней мере, несколько слов, это чрезвычайно сложный, я бы сказал, драматический вопрос том, что все, что связано со служением, абсолютно не артикулировано в нашей культуре. Я бы сказал так: у нас не институализирован, не артикулирован институт служения. В этом смысле, это – одна из важнейших задач, важнейших составляющих как раз институциональных реформ, которые предстоит осуществить. О чем я говорю? Я говорю о том, что служение – это, по сути, особый социальный институт, который и должен быть осознан как отдельный социальный институт, с особыми правовыми отношениями, с особым статусом человека, вовлеченного в служение, и т.д. и т.п. Сейчас его нет совершенно, а, вообще говоря, его можно ввести. И надо сказать, что мы, с В.А.Найшулем – моим начальником по институту Национальной модели экономики – запускали во властные круги несколько раз всякие обсуждения на эту тему, и получали реакцию непонимания, а если понимания, то испуга. Ну, скажем, в России был такой институт, как институт Георгиевских кавалеров, которые, с одной стороны, обладали множеством льгот, а с другой, обладали и множеством обязанностей и возможностей. Например, они обладали законодательной инициативой. Они могли сформировать определенные нормы поведения в армии, по их рекомендации могли вводиться дополнительные члены военных советов и т.д. Вот пример того, как это может институализироваться. С этой точки зрения мы попали, (возвращаюсь к тому, о чем уже говорил) в очень сложную ситуацию, когда, по сути дела, все социальные отношения, проистекающие из созидательной активности человека, осознаются как работа. А работа и служение – это абсолютно разные амплуа. Но они ныне друг друга имитируют, друг на друге живут, паразитируют. С одной стороны (Сталин прекрасно понимал такие вещи, о которых мы сейчас говорим), это была организация армии по принципам служения, а, с другой – за армией во время Великой отечественной войны шли заградотряды. Это была работа уже совершенно в другой логике. Вот пример паразитирования одного на другом.
Далее, существует совершенно очевидная проблема издержек кормления, когда люди пытаются заработать на служении. Примером этого является абсолютно безобразная, на мой взгляд, история с налоговыми льготами на импорт табака для Московской Патриархии. Тем не менее, одна из возможных тактик, к сожалению, сейчас чрезвычайно распространенных в нашей ситуации, заключается в том, что человек, или группа людей, осуществляющих служение, обязаны зарабатывать себе средства для того, чтобы осуществлять служение. Это уже верх социального маразма. Это свидетельство полного разложения общества. Дальше ехать некуда, что называется. Поэтому я чрезвычайно спокойно отношусь к тому, что происходит, потому, что если происходит такое, то все остальное неважно – хуже быть не может.
В этой ситуации возникает очень широкий спектр различных перевертышей и имитаций. С одной стороны, происходит имитация служения под работу, под социальный пиар, под функционирование, и т.д. и т.п. Конечно, это выхолащивает саму идею служения. С другой стороны, самые разные виды деятельности, самые разные виды злоупотреблений, корыстолюбия и т.д. имитируется под служение. Тем самым постоянно, ежедневно, методически, почти незаметно потому, что на это из его привычности не обращается внимания, осуществляется профанация самой идеи служения. В такой ситуации, конечно, чрезвычайно важно иметь какие-то образцы того, что такое служение, как может быть организовано служение. И образец такой есть. К сожалению, оно может показаться очень экзотичным, хотя он хорошо известен. Это – орденская структура. Это монашеские ордена в западноевропейском смысле, это и – как я уже упоминал, ордена кавалеров какого-то ордена, которые были в нашей стране в свое время и которые были искоренены очень тщательно. Ну вот, это действительно органическая форма организации людей, если они собираются заниматься служением.
Естественно, в обществе должна присутствовать идея служения для того, чтобы можно было вообще допускать идею такой орденской организации. Но пока, как мы все видим и понимаем, до этого очень и очень далеко.
Мне представляется, что если говорить о холистической лечебной деятельности, то, по большому счету, она неотделима от идеи служения, и, в этом смысле, организационно должна быть связана с какими-то квазиорденскими формами организации. Благодарю за внимание!
